Тихий шелест Сентября, И умильный свист синицы, Улетающие птицы, Пышный праздник янтаря.
Праздник Солнца золотого, Углубленный небосклон, На лазури — желтый клен, Остров моря голубого.
Все оттенки желтизны, Роскошь ярких угасании, Трепет красочных прощаний, Траур Лета и Весны.
Зеленый
На странных планетах, чье имя средь нас неизвестно, Глядят с восхищеньем, в небесный простор, существа, Их манит звезда, чье явленье для них — бестелесно, Звезда, на которой сквозь Небо мерцает трава.
На алых планетах, на белых, и ласково-синих, Где светят кораллом, горят бирюзою поля, Влюбленные смотрят на остров в небесных пустынях, В их снах изумрудно, те сны навевает — Земля.
Зеленый и черный
Подвижная сфера зрачков, в изумруде текучем сужаясь, Расширяясь, сливает, безмолвно, привлеченную душу с душой.
В глубоких зрачках, искушенья, во влаге зеленой качаясь, Как будто бы манят, внушают: «Приблизься, ты мне не чужой».
О, травянистый изумруд, Глаза испанки светлокудрой! Какой художник нежно-мудрый, Утонченник, сказался тут? Где все так жарко, чернооко, Где всюду черный цвет волос, — В сияньи белокурых грез, Испанка-нимфа, одиноко, Порой возникнет — и на вас Струит огонь зеленых глаз.
Всего красивей черный цвет В зрачках зеленых глаз. Где водный свет? Его уж нет. Лишь черный есть алмаз! Зелено-бледная вода, Русалочий затон, — О, не одна здесь спит беда, И чуток этот сон. И каждый миг, и каждый час Воздушный изумруд, Воздушный цвет зеленых глаз Поет мечте: «Я тут!»
Зрачек растет, и жадный свет Зовет, берет, светясь. Где целый мир? Его уж нет, Лишь черный есть алмаз!
Синий
Пустынями эфирными, эфирными-сапфирными, Скитается бесчисленность различно-светлых звезд. Над этими пространствами, то бурными, то мирными, Душою ощущается в Эдем ведущий мост.
Зовется ли он Радугой, навек тысячецветною, Зовется ли иначе как, значения в том нет. Но синий цвет — небесный цвет, и грезою ответною Просящему сознанию дает он ряд примет.
Примет лазурно-радостных нам в буднях много светится, И пусть, как Море синее, дороги далеки, «Дойдешь», тебе вещает лен, там в Небе все отметится, «Дойдешь», твердят глаза детей, и шепчут васильки.
Нежно-лиловый
Колокольчик на опушке леса, С звонами, что внятны слуху фей, Бархатисто-пышная завеса, Возле лиловатых орхидей.
В лепете романса — цвет сирени, Сад мечты, и в нем упавший лист, В красочном контрасте — свет и тени, На руке лилейной — аметист.
Фиолетовый
Мне снилось множество цветов, Багряных, алых, золотистых, Сапфирно-синих лепестков, И снов, застывших в аметистах.
Но между всех цветочных сил, Я видел, в призрачной картине, Что красный цвет внизу застыл, А цвет зеленый — посредине.
Но выше — выше, в синеву, Восходит множество фиалок, И в сновиденьи наяву Я вижу белый храм Весталок.
Их не встревожит зов ничей, Им Ночь моления внушает, И взор фиалковых очей В себе бездонность отражает.
И быстро, быстро, быстро — я Несусь мечтою к ним, предельным, В лесной пустыне Бытия Забвенье пью фиалом цельным.
Хрустально-серебристый
Звуки лютни в свете лунном, Словно сказка, неживые, В сновиденьи многострунном Слезы флейты звуковые.
Лики сонных белых лилий В озерной зеркальной влаге, Призрак ангелов, их крылий, Сон царевны в лунной саге.
Опалово-зимний
Легкий слой чуть выпавшего снегa, Серп Луны в лазури бледно-синей, Сеть ветвей, узорная их нега, Кружевом на всем — воздушный иней.
Духов серебристых замок стройный, Сонмы фей в сплетеньях менуэта, Танец блесток, матово-спокойный, Бал снежинок, вымышленность света.
Голубовато-белый и красновато-серый
Голубовато-белый и красновато-серый, В дворце людского мозга два цвета-вещества. Без них мы не имели б ни знания, ни веры, Лишь с ними область чувства и наша мысль жива.
Чрез них нам ярко светят душевные эфиры, Напевность ощущений слагается в узор. В дворце людского мозгa играют скрипки, лиры, И чудо-панорама струит просвет во взор
Во внутренних чертогах сокровища без меры, Цветут, пьянят, чаруют — не день, не час, века — Голубовато-белый и красновато-серый В дворце людского мозга два странные цветка.
Белый
Нарцисс, восторг самовлюбленности, До боли сладостные сны, Любовь — до смерти, до бездонности, Всевластность чистой Белизны.