Том 2. Стихотворения - Страница 35


К оглавлению

35
Мы в Бездонности ждем отвечающих глаз.


В наших жилах течет ненасытная кровь,
Мы безмерны в любви, безграничны вдвоем.
Но, любя как никто, не обманемся вновь,
И влюбленность души не телам отдаем.


В океанах мечты восколеблена гладь,
Мы воздушны в любви, как воздушен туман.
Но Елены опять мы не будем искать,
И войной не пойдем на безумных Троян.


Нет, иное светло ослепило наш взор,
Мы коснулись всего, растворились во Всем.
Глубину с высотой сочетали в узор,
С Мировым в мировом мы причастия ждем.


Больше медлить нельзя возле старых могил,
Что прошло, то прошло, что мертво, то мертво,
Мы в стозвучном живем, в Литургии Светил,
В откровеньи Стихий, в воскресеньи Всего.

«Pax Hominibus Bonae Voluntatis»


Мир на Земле, мир людям доброй воли.
Мир людям воли злой желаю я.
Мир тем, кто ослеплен на бранном поле,
Мир тем, в чьих темных снах живет Змея.


О, слава Солнцу пламенному в вышних,
О, слава Небу, звездам, и Луне.
Но для меня нет в Мире больше лишних,
С высот зову — и тех, кто там, на дне.


Все — в Небесах, все — равны в разной доле,
Я счастлив так, что всех зову с собой.
Идите в Жизнь, мир людям доброй воли,
Идите в Жизнь, мир людям воли злой.

Город золотых ворот


Сон волшебный. Мне приснился древний Город Вод,
Что иначе звался — Город Золотых Ворот.


В незапамятное время, далеко от нас,
Люди Утра в нем явили свой пурпурный час.


Люди Утра, Дети Солнца, Духи Страсти, в нем
Обвенчали Деву-Воду с золотым Огнем.


Деву-Воду, что, зачавши от лучей Огня,
Остается вечно-светлой, девственность храня.


Дети Страсти это знали, строя Город Вод,
Воздвигая стройный Город Золотых Ворот.


Яркость красок, мощность зданий, вал, над валом вал,
Блеск цветов, глядящих в Воду, в эту глубь зеркал.


Город-Сказка. С ним в сравненьи людный Вавилон
Был не так похож на пышный предрассветный сон.


С ним в сравнении Афины, Бенарес и Рим
Взор души не поражают обликом своим.


Это — сказки лет позднейших, отрезвленных дней,
Лет, когда душа бледнеет, делаясь умней.


В них не чувствуешь нежданных очертаний сна,
Уж не сердце в них, а разум, лето, не весна.


В них не чувствуешь безумья утренней мечты,
Властелинской, исполинской, первой красоты.


В тех, в забытых созиданьях, царствовала Страсть,
Ей, желанной, предается, вольно, все во власть.


Оттого-то Дети Солнца, в торжестве своем,
Башней гордою венчали каждый храм и дом.


Оттого само их имя — золото и сталь,
Имя гордое Атланта — Тольтек, Рмоагаль.


В будни жизнь не превращая, мир любя, они
Яркой краской, жарким чувством наполняли дни.


До монет не унижая золото, они
Из него ковали входы в царственные дни.


Вход Огнем обозначался в древний Город Вод,
Что иначе звался — Город Золотых Ворот.

Гвоздики


Когда расцветают гвоздики в лесах,
Последние летние дни истекают.
В гвоздиках июльские дни замыкают
Ту юную кровь, что алеет в лучах.
И больше не вспыхнут, до нового года,
Такие рубины, такая свобода.

На черном фоне


На черном фоне белый свет
Меня мучительно пленяет.
И бьется ум. Дрожит. Не знает,
Не скрыт ли страшный здесь ответ.


Боясь принять ответ жестокий.
Вопрос я тайный хороню.
И вновь молюсь. Молюсь — Огню,
В тени Стремнины звездоокой!

Фата Моргана


Фата Моргана,
Замки, узоры, цветы и цвета,
Сказка, где каждая краска, черта
С каждой секундой — не та,
Фата Моргана
Явственно светит лишь тем, кто, внимательный, рано,


Утром, едва только Солнце взойдет,
Глянет с высокого камня на Море,
К солнцу спиной над безгранностью вод,
С блеском во взоре,
К Солнцу спиной,
Правда ль тут будет, неправда ль обмана,
Только роскошной цветной пеленой
Быстро возникнет пред ним над волной
Фата Моргана.

Красный


Кораллы, рубины, гранаты,
Вы странным внушеньем богаты: —
На вас поглядишь — и живешь,
Как будто кого обнимаешь, —
На вас поглядев, понимаешь,
Что красная краска не ложь.


О, кровь, много таинств ты знаешь!


Когда по равнине пустынной-седой
Скользишь утомленно чуть зрячей мечтой,
Лишь встретишь ты красный какой лоскуток, —
Вмиг в сердце — рождение строк,
Как будто бы что-то толкнуло мечту,
И любишь опять горячо Красоту
И красочный ловишь намек.


О, кровь, я намеков твоих не сочту!


Когда, как безгласно-цветочные крики,
Увижу я вдруг на июльских лугах
Капли крови в гвоздике,
Внутри, в лепестках,
Капли алые крови живой,
Юной, страстной, желающий ласк, и деления
чуждой на «мой» или «твой», —
Мне понятно, о чем так гвоздика мечтает,
Почему лепестки опьяненному Солнцу она подставляет: —
35